В последние годы нейроустройства стремительно покидают границы медицинских кабинетов. Они появляются в образовательных стартапах, в корпоративных офисах, в сфере wellness — везде, где есть запрос на «оптимизацию человека». Мы наблюдаем, как обещания «улучшить внимание», «повысить продуктивность» или «уменьшить стресс» превращаются в новый норматив. И всё чаще звучит не вопрос «А нужно ли?», а утверждение «Раз можно, значит надо».
Для психологов это момент, когда профессиональная позиция становится особенно важной. Не потому, что мы обязаны быть специалистами по устройствам. А потому, что речь идёт о вторжении в тончайшие и наименее защищённые аспекты человеческой жизни — в мышление, переживание, субъективность. И это — наша сфера ответственности.
Компания Neiry, занимающаяся разработкой нейротехнологий, опубликовала первую версию этических рекомендаций для индустрии нейроустройств.
https://нейроэтика.рф/ - тут можно прочитать полный вариант
Это важный и своевременный шаг: формулируются принципы, которые должны регулировать использование таких технологий как в медицинском, так и в немедицинском контексте. В документе обозначены здравые ориентиры: признание нейроданных как личной информации, обязательное информирование о рисках, запрет на подписочные модели для базового функционала инвазивных устройств. Всё это должно было бы вселять уверенность, если бы не одно «но» — чем глубже вчитываешься в этические нормы, тем сильнее становится ощущение: прозрачность улучшающих устройств — не только технический, но и моральный вызов.
Одним из самых тревожных моментов является положение: "устройства являются собственностью Исследователя" — в контексте исследований. Формально это может быть оправдано: речь идёт о прототипах, о временном вмешательстве, согласованном заранее. Но психологу здесь слышится другое. Мы знаем, как часто в практике согласие оказывается не таким уж добровольным. Как сложно в реальности отказаться от участия, особенно если обещано улучшение состояния, повышение когнитивных способностей или даже просто участие в “чём-то передовом”. Кто на самом деле может отказаться, когда речь идёт о помощи, которая кажется последней надеждой?
Так же вызывает вопросы пункт, допускающий подписочные модели "только для дополнительных функций", в то время как базовая работа устройства должна быть автономной. В документе сказано: «Устройства в своих базовых комплектациях должны иметь возможность работать автономно — без подключения к интернету». Сама по себе формулировка разумна. Однако остаётся неясным, что считается "дополнительной функцией", и где проводится граница между жизненно важной и опциональной опцией.
Становятся заметны первые прецеденты, когда производители нейроустройств вводят расширенные функции через подписки или платный доступ. Это пока не является массовым явлением, но тренд вызывает обеспокоенность: не появятся ли устройства, где базовая версия выполняет лишь минимальные функции, а за полноценное улучшение состояния или персонализированную настройку потребуется доплачивать регулярно? Именно такие модели сегодня применяются в других высокотехнологичных секторах — и их перенос в область, касающуюся мозга и психики, несёт риски не только социальной несправедливости, но и формирования новой формы зависимости.
Документ предлагает важное — но одностороннее — понимание безопасности: как техническую устойчивость, надёжность, соответствие медицинским требованиям. Однако в профессиональной психологии под безопасностью мы понимаем нечто большее. Это — сохранность автономии, ясность границ, способность различать внешнее и внутреннее. Любое устройство, влияющее на нейроактивность, не просто встраивается в тело — оно вмешивается в психику. Оно может менять способы самонаблюдения, реактивность, даже представление о себе. Особенно если человек не до конца понимает, что именно происходит с его вниманием или настроением — ведь изменения будут ощущаться как свои, но при этом будут результатом внешнего воздействия.
Этические принципы Neiry прямо признают: «данные о нейронной активности являются личными», и подлежат защите как персональные. Это важный ориентир, но на практике его реализация требует точных механизмов согласия и прозрачности: человек должен понимать, какие данные собираются, зачем, где хранятся, и может ли он полностью отказаться от их использования. Пока это остаётся на усмотрение дистрибьютора: «Контроль и ответственность за ознакомление пользователя с характером собираемых данных и способом их хранения и использования лежит на дистрибьюторе» — что может оказаться уязвимой точкой.
Парадокс в том, что чем “умнее” и “ближе” к телу становится технология, тем труднее человеку остаться в позиции субъекта. Чем тоньше настройка, тем незаметнее контроль. А если устройство при этом собирает данные — кто может гарантировать, что эти данные не будут использоваться в интересах других людей, других целей? Не только компаниям, но и работодателям, страховым организациям, государственным системам наблюдения нейроданные представляют всё больший интерес.
Что с этим делать? Прежде всего — не оставаться в стороне. Психологам необходимо обсуждать этические границы внедрения нейроустройств в практику: как с профессиональным сообществом, так и с клиентами. Нам стоит задавать вопросы о согласии, о зависимости, о самоопределении. Поднимать эти темы на супервизиях, обсуждать их в рамках образовательных программ, встраивать в диагностику не только биопоказатели, но и феноменологический опыт клиента. И не соглашаться на дискуссию только в терминах «эффективности» — потому что слишком часто за этим понятием прячется утрата субъектности.
Этика — это не тормоз для прогресса. Это инструмент различения. И в эпоху, когда технологии касаются не только тела, но и мыслей, различение становится важнее, чем когда-либо.
В финале — вопрос к вам. Без теорий и оценок. Что вы почувствовали, если бы ваш клиент пришёл на сессию с нейроустройством, влияющим на его настроение или внимание?